Эльмир Низамов

"Аллюки", Центр реализации творческих проектов «Инклюзион» и Творческое объединение «Алиф», Казань

Эльмир, «Аллюки» – ваш третий совместный проект с режиссёром Туфаном Имамутдиновым, номинированный на «Золотую маску». В центре внимания спектакля, подобно «Элиф», –проблема сохранения родного языка. Как вы передаёте эту идею в «Аллюки»?

Наш спектакль символизирует то, что со временем люди теряют свои корни, свою собственную национальную культуру. В основе спектакля идея о том, что мы теряем исконную речь, что особо касается языков малых народов, которые либо уже вымерли, либо находятся на грани вымирания. Для её воплощения мы используем вымирающие языки сибирских народов, с одной стороны, и также непонятный для нас язык глухонемых –  с другой. Мы проводим параллель между этими языками. Язык жестов – это универсальный язык слабослышащих людей, ведь они общаются на одном языке, вне зависимости, из какой они страны или к какой национальности принадлежат, они понимают друг друга, но при этом они не имеют возможности слышать. Так же и человек, не знающий своего родного языка, но знающий, допустим, английский, он открыт Миру, но глух к своим корням.

Как и в «Элиф», в «Аллюки» вы обращаетесь к поэзии Габдуллы Тукая. Какие именно тексты лежат в основе?

Мы используем несколько стихотворений Габдуллы Тукая, среди которых — «Аллюки» («Вчера я слышал — кто-то напевал Наш кровный, светлый, ласковый мотив…»),  «Я силы сохранить мои для черных дней никак не мог…» и «О, перо!».  Среди ключевых стихотворений можно выделить «О, перо!». Его оригинал написан на старотатарском, который современные татары не понимают. Как и в «Элиф», в финале мы используем текст стихотворения «Туган Тел» («Родной язык»). Но все эти тексты звучат на вымирающих языках, тем самым мы усиливаем эффект этой разорванности – мы слышим тексты, но не понимаем их. Еще немного, и мы не будем понимать и свой родной язык.

И в финале «Туган Тел» Тукая поётся на английском языке.

Да. Как известно, на сегодняшний день английский является международным языком общения и таким же универсальным средством общения для всех людей в мире, как и язык жестов универсален для глухонемых. Кстати, все действующие лица одеты в обычные футболки с надписями именно на английском языке, которые нам по сути чужие, но в силу их мирового распространения мы понимаем, что там написано.  

Расскажите, как в спектакле взаимодействуют вокальная музыка и жесты?

На сцене находятся драматические и глухонемые актёры, а позади слушателей – хор.  Глухонемые артисты произносят стихи Тукая языком жестов, в то же время эти же стихи звучат в исполнении хора на вымерших языках сибирских народов. И мы не понимаем ни языка жестов, ни то, что поёт хор. Нам было важно передать эту оторванность. 

Такое расположение перформеров и хора в спектакле создает эффект стереофонии. Вы специально так задумали или камерное помещение диктовало такие условия? 

Это наша задумка. Зрители воспринимают глазами главных действующих лиц, а сзади них звучит хор, направленный на их слуховое восприятие. Основная цель такой расстановки заключалась в том, чтобы звучание хора не отвлекало внимание от действия. 

Возникали ли трудности при поиске исполнителей?


Я всегда стараюсь отталкиваться от того, какие ресурсы у меня есть. В «Аллюки», помимо академического хора, звучит горловое пение и народное татарское. И такие исполнители у меня уже были. 

Как интонации сибирских народов приближены к татарскому мелосу в музыке спектакля?


Некоторые языки из вымирающих относятся к тюрским, в частности и те, к которым мы обращаемся в «Аллюки».  То есть они похожи: не в плане лексики, а своей структурой, ритмикой и некоторыми словосочетаниями. Поэтому мне было несложно писать музыку на незнакомые языки, ведь я улавливал их звучание и ритмику, схожую с татарскими интонациями. Отсюда и в музыке слышится эта близость.  

Какова доля импровизации в партитуре?

Импровизации практически нет. Лишь в единственном номере, где используется техника горлового пения, я указал тон, который вокалист должен держать, а всё остальное его импровизация. Также в финале звучит народная песня «Аллюки», но трактовка этой песни, в зависимости от состава исполнителей, всегда будет вольной.  

Вы прибегаете к использованию традиционных сибирских инструментов?

Мы использовали всего лишь один инструмент – языческий барабан, который есть у многих тюрских народов. В «Аллюки» всё сконцентрировано на голосе.

Эльмир, насколько остро сейчас в вашей республике стоит проблема сохранения родного языка?

Сейчас городское население в нашей республике не так часто говорит на татарском языке. В обиходе, если он используется, то больше разговорный, а полноценным литературным татарским языком владеют всё меньше и меньше людей. На этом фоне, нельзя не упомянуть недавно вышедший закон, что родные языки не должны изучаться обязательно, а только по желанию. До сих пор это очень спорный вопрос: должен ли родной язык изучаться по желанию? Существует много за и против, поэтому проблема, конечно же, есть и стоит очень остро. Татарский язык постепенно выходит из использования в повседневной речи, чего мы очень не хотим. С одной стороны, среди прогрессивной молодёжи стало модно говорить на татарском языке, но среди всего населения его становится меньше. Поэтому наши спектакли и посвящены этой проблеме. Мы обязаны поднимать вопрос о сохранении родных языков, говорить об этом громко и делать всё, чтобы национальный язык становился популярнее.