С художницей Ириной Чуриловой и с композитором Глебом Успенским у вас прямо команда мечты, вы делаете много спектаклей, а с Успенским вы выступаете вместе на концертах, и кроме того, выпривозили «Крошечку-Хаврошечку» с ними на Детский Weekend в 2017 году. Расскажите, пожалуйста, как с ними происходит работа? Каждый отвечает за какой-то свой фронт работы или вы совместно находите общие друг для друга решения?
Мы вместе работаем, у нас, правильно вы заметили, команда, мы все время на связи. Сначала я внедряю идею в наше производство, и потом мы вместе её разрабатываем. Но здесь начинается психология: с художником я всегда больше контактирую, так как она территориально далеко находится, а Глеб очень самостоятельный, несмотря на то что живем мы рядом, и не терпит вмешательства в процесс. Но, в любом случае, всё построено на доверии.
А есть ли какие-то особенности, связанные с работой режиссёра именно в кукольном театре? Например, артисты в драматическом театре могут репетировать, устраивать читки, если даже нет костюмов и декораций. А как происходит работа с кукольным спектаклем, могут ли актёры репетировать, пока куклы не готовы?
Зачастую так бывает, потому что иногда цех не успевает, и у нас застойный период, который превращается в застольный: сидим за столом над пьесой, погружаемся в жизнь персонажей. Как долго сидим, зависит от сложности материала. Потом делаем этюды. Мне всегда были интересны микродвижения человека, так называемая жизнь тела. Я ставлю камеру, и мы окунаемся в какую-то тему, воспоминания из детства или, например, какие-то философские размышления. Актеры рассказывают, я их снимаю, и потом мы вместе с ними рассматриваем этот материал, смотрим на жизнь тела и переносим в куклу. Так было и с этим спектаклем. Предложенные художником куклы очень условны, и работа над кукольной пластикой была сложная и интересная.
Получается, что тактильность для ваших спектаклей важна. По крайней мере, мне так показалось, потому что и спектакль называется «Обними меня покрепче», и там несколько раз мама, да и папа тоже, хотят, чтобы их обняли, и хотят обнять Птишку. И вот эта тактильность, присутствующая в спектакле, как мне кажется, в том числе может говорить о том, как важна телесность в принципе в нашей жизни, в независимости от того, есть ли особые потребности у человек или нет.
Важна. Тактильность равно душевность для меня. И когда, например, люди перестают держаться за руки, обниматься, вырастают стены. Я имею в виду сейчас не только пару, но и, например, отношения матери и ребенка. Зачастую бывает, когда мама не может наладить тактильный контакт с ребенком в связи, например, с особенностями её воспитания. Для меня это удивительно, потому что сама я из такой тёплой семьи, где этого было предостаточно.
Способ передачи нежности некий.
Ну тепла, скажем, человеческого.
В спектакле люди, которые соприкасаются с Птишкой, меняются и становятся лучше. Несмотря на это, в нашем обществе, к сожалению, особые люди окружаются чрезмерным вниманием, либо вообще игнорируются, как будто у нас и нет таких людей. Как на ваш взгляд, в принципе, театр способен что-то поменять в этом, или просто важно про это говорить, а там непонятно, поменяется оно или нет?
Да, это такой вечный вопрос. Мы, конечно, хотим все верить, что театр способен поменять что-то. Я, естественно, тоже в это верю. Но это недоказуемо. Мы не можем увидеть результат вот тут же и потрогать его руками, как и результаты работы, например, учителя в школе или профессора в университете. Плоды этого воздействия созревают гораздо позже. Но мы все работаем, естественно, имея в виду такие цели.
А по поводу Птишки, кстати, там забавная штука получается: она не желает изменить никого, у неё вообще нет таких мыслей, она просто появляется, она просто есть. У неё нет ни возможностей, ни желания изменить мир, но мир сам меняется при её появлении. Вот такая интересная штука.
Мне кажется, это как раз то самое чудо, которое у вас практически во всех спектаклях. И в своих интервью вы периодически упоминаете, что чудо для вас очень важно. Это очень трогательно.
Скучно без него.
Согласна. А как дети реагируют на такой спектакль?
Я ждала реакцию и взрослых, и детей, потому что это спектакль для семейной публики. И мне было, честно говоря, удивительно. Я не ожидала такого отклика от маленьких детей. Началось ещё с репетиций, куда ходили дети актрисы, и её старшая девочка семи лет стала нашей самой большой поклонницей, на репетициях она следила, чтобы никто не обижал Птишку, потом она ходила бесконечно на спектакли, сидела вся в слезах, очень эмоционально реагировала. Ведь история эта прекрасна сама по себе, она зацепила меня, и при разговорах с людьми после спектакля я поняла, что это тоже их очень трогает и важно для них. И для детей важно. Я вижу, что они переживают.
То есть они даже плачут на спектакле?
Да, некоторые. Все идет на эмоциональном уровне. В спектакле нет каких-то разъяснений, назиданий: плохой, хороший – абсолютно нет, есть юмор, есть наивность и ироничность, которая присуща Йоке ванЛеувен, её произведениям.
В начале спектакля делается объявление, что декорации были нарисованы особыми детьми. Это ребята сами смотрели спектакль?
Нет, Ира нашла эти рисунки на просторах Интернета. На фурках, так называемых передвижных ширмах, нарисованы деревья, это вот и есть рисунки особых детей. Это, кстати, очень красиво, графично.
Я просто сначала решила, что вы с кем-то связались, они их вам нарисовали и потом вы их…
Ну это было бы ещё лучше.
Всё равно очень здорово. Видели ли вы какие-то инклюзивные спектакли, было ли что-то, что вас затронуло в таких спектаклях?
Я видела, да. Мне нравятся работы Каролины Зерните. У меня есть желание что-то подобное сделать. Так же видела спектакль в театре обско-угорских народов «Солнце», там юноша с ДЦП работал вместе с актерами в пьесе Макдонаха, мальчик лет 15-ти. Достаточно интересно. Хорошие ощущения от его работы, он настоящий какой-то. Еще в нашем театре идет спектакль Дмитрия Шишанова «Мария и кит», он тоже затрагивает эту тему.
Вы как-то опирались на этот опыт, когда готовили «Обними меня покрепче»? Или ваш спектакль вы делали отдельно, исходя из материала?
Отдельно вообще. Я очень долго искала материал, перелопатила кучу пьес, каких-то историй. Я сразу влюбилась в этот материал, и у меня уже не было вопросов: это мое, все, я хочу делать именно это. Мне понравилось, что там не только эта тема, там такая многослойность: о взрослении, о том, как трудно принять свободу другого человека.
То есть, как минимум, человека, отличающегося от них. Необязательно с особыми потребностями, он просто другой человек. А это уже непривычно. Очень непросто принимать.
Эта тема очень меня зацепила, потому что даже в моей жизни есть что-то подобное, не связанное с болезнью, но я тоже это ощущала.
Вы имеете в виду тему, когда вас не принимают со стороны или когда пытаются переделать под какие-то свои рамки? Что именно здесь было важно?
Сомнения родителей: как с этим быть. Нужно ли это прятать? Что будет с ним дальше? Сможет ли он когда-нибудь быть, как все? Вот эти вопросы приятия. Мне очень понравилось, насколько Йоке ван Леувен это глубоко и в то же время очень легко, очень тонко делает, с юмором, и в то же время ты чувствуешь эту боль.