О взаимном доверии и современной драматургии
Как шла работа над спектаклем «Море. Звёзды. Олеандр»?
Екатерина Вишневская (Е. Вишн.): Спектакль родился из Международных творческих режиссёрских мастерских, которые проводятся в нашем театре. Каждый год определённая тематика у этих мастерских. В год, когда приезжала Вера [режиссёр Вера Попова — прим. ред.], были III Мастерские «Современная драматургия для подростков». Изначально мы показали лабораторный эскиз — всего лишь двадцать минут от спектакля. После художественный руководитель приняла решение, что постановку можно реализовывать, и она вошла в репертуар.
Екатерина Волкова (Е. Волк.): На лаборатории и когда уже выпускали спектакль, было очень легко работать с Верой. Мы приходили и были всегда как будто на одной волне. Вообще не переживали, что чего-то не успеем, всё как-то на лайте. Максимально комфортный режиссёр и, может быть, ещё интимность постановки, потому что нас всего лишь трое было, — это, наверное, главное: настолько дружеская и доверительная атмосфера сложилась! Вроде бы очень нервный спектакль, а мы, выходя на премьеру, думали: «Что-то мы максимально спокойные, удивительно».
Спектакль «Море. Звёзды. Олеандр» — это новый для вас актёрский опыт? Или его можно сравнить с вашими более давними работами?
Е. Волк.: Опыта, конечно, такого не было. Всё-таки в основном ТЮЗ — это сказки, персонажи. Мы братец Нуф-Нуф и братец Ниф-Ниф.
Е. Вишн.: После спектакля — если говорить про человечность — мы стали больше разговаривать на какие-то интересные жизненные темы. Больше глубины, что ли, появилось в наших отношениях. Хотя мы не подруги, то есть нет такого, что мы вне театра каждый вечер кофе пьём. Но когда встречаемся, как будто действительно чуть ли не вместе живём, настолько уже доверяем друг другу.
Е. Волк.: Это благодаря работе над спектаклем. Она нас очень сблизила. Вообще мы с Катей так давно друг с другом работаем, да ещё и в одной гримёрке, что как будто действительно сливаемся.
Е. Вишн.: Наверное, поэтому во время спектакля, если говорить именно про актёрство, очень легко. Степень доверия на максимальном уровне, и роль для тебя не является сложной ни эмоционально, ни физически, ни ещё как-то. Весь репетиционный процесс с Верой и в дальнейшем спектакли, которые мы работаем, очень комфортны. Да, это не формат сказки, тут нет возможности спрятаться за образ. Здесь ты физически и эмоционально голый, ты есть ты. Поэтому тут даже не совсем актёрская работа, а больше, наверное, человеческая. Просто в силу профессии я могу ею поделиться. И опять же, у тебя есть собственная позиция как человека. Поэтому есть о чём поговорить со зрителем.
Е. Волк.: Это легко, потому что мы вдвоём. Если что-то и случилось, не дай бог, — мы всегда друг друга вытянем. Мы знаем текст друг друга, можем по глазам всё понять.
Легко было учить текст?
Е. Вишн.: Насчёт текста многие спрашивали, потому что это монопьеса.
Е. Волк.: Там есть сложность! В жизни-то мы разговариваем так, как написано в пьесе, а на сцене ты должен разговаривать логично и грамотно, используя литературный текст. Вот это была проблема. Ты выходишь, а там в тексте почти через каждое предложение стоит слово «блин». И ты такой: «Блин, блин, блин». Я это говорю на сцене, это очень странно.
Какие-то ещё были сложности?
Е. Вишн.: Обычно мы с такими текстами встречаемся именно на Мастерских, и здесь полная свобода. У нас ещё и труппа очень мобильная: и сказку можем сыграть, и трагедию. Поэтому современная пьеса для нас никогда не являлась сложной структурой, всё равно есть я и есть зритель. Но Вера поставила нас в формат, где оголила по полной. Для нашего театра, для нас как артистов в этом есть определённое новшество: такой откровенный разговор с подростком на важные для него темы.
О сложности принятия решений
Когда вы работали над ролями, вы думали о похожих примерах из других произведений и из жизни?
Е. Волк.: Это достаточно сложный вопрос, он очень индивидуальный. Вообще насилие, когда ты хоть как-то с ним сталкиваешься… У каждого свой подход. Мы много об этом разговаривали на лаборатории, делились своими жизненными ситуациями.
Е. Вишн.: Мы сейчас уже взрослые люди, а в пьесе вопрос стоит именно о подростковом мышлении, когда ты ещё не знаешь, какие решения правильные, а какие нет. Нет определённого опыта, не получается посмотреть на ситуацию с разных сторон. Если вспоминать мой первый опыт в ситуациях, когда не знаешь, как себя повести, — это довольно-таки интимно. Мы втроём с режиссером очень долго делились личной информацией и на базе этого раскрыли главное настроение спектакля — то, что в любом решении ты в первую очередь одинок. Никто не скажет тебе, как поступить. Даже если тебя подначивают, ты сам принимаешь решение. Проблема подростка в том, что у него нет основы, на которую можно опереться и сделать правильный или неправильный выбор. Наш персонаж в конце своих рассуждений принимает решение, идёт и что-то делает…
Но зритель не знает, какое это решение?
Е. Волк.: Нет. Важна сама ситуация: героиня увидела, что случилось, и пошла помогать. Что здесь правильно: сдать в полицию, сдать взрослым? Это очень субъективно и зависит от того, какая ты личность. Мы очень много по этому поводу спорили. Я принимаю одну сторону, Катя другую, Вера видит третью.
Важно и то, в каком настроении ты находишься. Если бы наш персонаж, Дашка, не питала чувств к Диме и по-другому относилась к Алисе, то, возможно, она бы иначе себя повела, даже увидев ситуацию. Она бы вообще не пошла.
Е. Вишн.: Всё влияет на решение, вплоть до того, в какой семье ты живёшь, в каком обществе растёшь, с кем контактируешь. Ну и многое зависит от характера человека. Кто-то в стрессовой ситуации впадает в ступор и даже пошевелиться не может, а кто-то машины поднимает или решает такие тактические задачи, которые в принципе в адекватном состоянии не способен решить. Поэтому, работая над спектаклем, мы пытались пропустить ситуацию через себя, через свой характер, свой опыт и ощущения здесь и сейчас. Хотели логически оправдать, почему наша героиня поступает именно так.
Е. Волк.: Мне кажется, ещё интересно, что мы с тобой вдвоём, потому что зритель может на нас посмотреть и выбрать, какую позицию принять, какую сторону личности Даши.
Е. Вишн.: Причём мы изначально поделили текст чисто случайно. А когда стали работать над спектаклем, уже специально простраивали, чтобы появилось две части Дашки — одна эмоциональная, другая рациональная. Собственно, так и есть. Внутри нас же несколько личностей.
Е. Волк.: Интересно вышло, потому что я вообще не рациональный человек, делаю всё на эмоциях. А мой персонаж максимально рациональный. То есть получились ещё и внутренние качели.
Какое именно решение героини вы пытались оправдать? В финале спектакля же нет конкретного, явного решения.
Е. Вишн.: Мы обсуждали, зачем Даша пошла к Алисе: просто поддержать, или подтолкнуть её на то, чтобы сдаться в полицию, или вместе принять какое-то решение, или просто рассказать о том, что она видела. Вера оставила вопрос подвешенным, и я должна была найти оправдание, почему она пошла. Я бы на её месте не пошла, наверное, но именно это действие написано драматургом. Когда в предпоследней части ближе к финалу идёт разговор про хомячка, Дашка не делает вид, что вообще ничего не знает, а принимает решение идти к Алисе: с чем — уже неважно. Чтобы совершить этот поступок, надо к нему прийти.
Е. Волк.: Мне кажется, Дашка пошла к Алисе, потому что так ты хотя бы не один принимаешь решение. Вдвоём лучше думать, что делать с этой ситуацией.
Е. Вишн.: По сути, если брать весь спектакль в натуральном времени, а не в театральном, это вообще длится десять минут. Мысли — они же быстро идут, пока Дашка сидит и от одного до шестисот считает…
Е. Волк.: Не зря говорят: когда происходит стрессовая ситуация, время как будто замедляется. Разрез этого замедления позволяет понять, что происходит внутри человека.
Е. Вишн.: Да, в спектакле мы растянули это время и видим, насколько сознание и душа за десять минут могут прыгать. Мы наблюдаем за процессом, который не можем проконтролировать, целый час смотрим на то, как происходит принятие одного глобального решения.
О зрительском восприятии и необходимости разговаривать с аудиторией после показов
Почему, на ваш взгляд, спектакль «Море. Звёзды. Олеандр» должен был выйти именно в августе 2021 года? Чем он созвучен своему времени?
Е. Вишн.: Пьеса написана и сразу по горячим следам поставлена. В этом уже содержится ответ об актуальности спектакля. Наш театр всегда стремится говорить со зрителем современным языком, понятным именно на данном отрезке времени. По моему наблюдению, время выбрано подходящее и для нашего зрителя. Именно такой формат диалога и размышлений, именно темы самостоятельного принятия решений, ответственности, страха перед неизвестным для подростка важны.
Расскажите, пожалуйста, как зрители воспринимают спектакль.
Е. Вишн.: Мы знаем, что у зрителей есть потребность в обсуждении. Обычно обсуждения у нас ведутся только на Мастерских, в репертуарных спектаклях нет такой практики. Почему кажется, что нужно поговорить? Потому что во время спектакля зритель, по ощущениям, как будто замораживается. Может быть, из-за того, что для рязанского зрителя это, на самом деле, необычный формат. Сидеть на сцене — уже стресс. Плюс необычное начало в темноте — такой детективчик, непонятно, что происходит. А потом, когда ситуация раскрывается и зритель начинает понимать, в чём дело, это шокирует: вот как, оказывается, всё было.
Получается, ответ от зрителя может прийти только после спектакля, в конце. Во время спектакля очень редко и то, скорее всего, от какого-то зажима могут возникнуть смешки. А так даже в куске про хомячка я смотрю в глаза зрителю и вижу: он застыл. То есть не отключён, а просто как будто заморозило.
Е. Волк.: О чём-то своем, бывает, думает.
Е. Вишн.: В него этот поток идёт-идёт-идёт, а потом спектакль раз — и заканчивается открытым финалом. Зрителю не дали решения, ему ничего не объяснили. И перед тем, как что-то выдать, ему нужно подумать. Наверное, если делать обсуждения, то зритель сможет дать какой-то ответ: эмоции, результаты размышлений, вопросы сам себе в космос послать. Но во время спектакля пока ещё не было такого, чтобы зритель прямо сразу, тут же сопереживал нам и участвовал.
Е. Волк.: Обычно спектакль заканчивается, аплодисмент идёт, и ты по внутренней энергетике понимаешь, что вот он, финал, всё. А тут мы с Катей выходим на поклон и уходим со сцены, а зритель как будто бы не отпускает, не закрывает аплодисментами энергетическую волну между нами. Незакрытые вопросы чувствуются очень, что дальше — непонятно, а уже надо уходить. У меня молодой человек смотрел спектакль. После сел в машину, я говорю: «Ну что? Ну как?» Он такой: «Нормально». А потом уже, когда прошло время, начал разговаривать. Даже взрослому человеку нужно обдумать, что и как, а потом только говорить. Если сделать обсуждение, была бы точка какая-то.
Е. Вишн.: А так, получается, зритель уходит с ощущением, что в него вложили, а он опять не успел. Всё равно во время спектакля обмен происходит, но им не хватает времени или смелости на контакт. Театральный зритель, привыкший к разным экспериментам, может сразу среагировать, а когда зритель совсем не подготовлен?! Тем более театр строит политику так, чтобы на этот спектакль ходили именно подростки. Им важно и действительно нужно говорить. В спектакле же не одна проблема: девочка увидела чью-то смерть и не знает, как ей поступить. Там очень много тем: и первая любовь, и насилие, и, опять же, соперничество. Много о чём можно с ребятами поговорить, и не факт, что они могут это обсудить дома, в школе или с друзьями. А здесь мы вкладываем такую откровенность с нашей стороны, что, может быть, это действительно вызовет реакцию, они пооткровенничают и примут какие-то решения для себя. Или хотя бы смогут выговориться. Это будет большой победой для театра и для нас лично.
Е. Волк.: У нас получается, что спектакль — как завещал Станиславский — каждый раз как в первый раз.
Е. Вишн.: Ни разу ещё не было, чтобы мы уходили с одним и тем же. Вроде слова те же, действия те же и мысль одна и та же. А то, что у меня осталось, то, что осело на моих лёгких, всегда разное. Поэтому, естественно, разговор со зрителем будет индивидуальный: в плане того, что зритель может сказать по этому поводу, и того, что мы можем ответить зрителю по ощущениям, которые именно сегодня возникли. Может быть, даже не надо называть это обсуждением. Для обсуждения надо подумать, а здесь, наверное, больше разговор.
Е. Волк.: Поделиться впечатлением.
Е. Вишн.: Сочинение по теме…
Е. Волк.: …«Как я провел лето».