«Здесь был Кай»: о тандеме с режиссёром и исследовании темы
Вы как драматург не первый раз сотрудничаете с Артёмом Устиновым. Как вам работается вместе?
Мне повезло, что я работала с Артёмом. Он большой художник, человек с очень развитой творческой интуицией, который отталкивается от ассоциаций, звука, образа. Впервые я увидела, что он делает, на одном театральном фестивале — туда привозили спектакль «Электра» из Абхазии [из Государственного русского театра драмы имени Ф. А. Искандера, постановка 2019 года — прим. ред.]. После я предложила Артёму поработать вместе. Мы сделали аудиоспектакль «По дороге на Бродвей» в Самаре, затем «Здесь был Кай» в казанском ТЮЗе, а после Артём поставил эскиз по моей пьесе «Подвальные ленты» на лаборатории «АРТХАБ» в МХТ.
Заниматься сотворчеством с режиссёром-художником довольно непросто. Взаимодействие с ним может быть хаотичным, хотя и интересным; сложно подстраиваться под его мир, уводить себя на второй план. С этим я столкнулась и в «Кае» — казалось, любое обытовление текста разрушает образную систему, которую создаёт режиссёр. Тем более что над спектаклем я садилась работать не с нуля: Артём сделал довольно крепкий эскиз и уже после начал искать драматурга. Это усложняло мою задачу — необходимо было не просто доделать материал, но и сохранить всё то, что уже было сделано.
В какой степени при подготовке текста о пропавшем ребёнке вы пользовались документальными материалами или информацией организации «ЛизаАлерт»?
Любая пьеса — это исследование. Когда заявляешь в тексте какую-то острую тему, ты, безусловно, должен быть максимально осведомлён. Когда я работала над спектаклем «Здесь был Кай», старалась читать и смотреть всё, что связано с пропавшими людьми: художественные произведения, книги, сериалы. Также слушала очевидцев — людей, у которых пропадали родственники или знакомые. Но в основе инсценировки документального материала нет, я использовала формат сказки, потому что сказка позволяет увидеть что-то под другим углом, влияет на восприятие боли. С помощью сказочного сюжета как будто бы проще донести глобальные проблемы, чем через чистый реализм.
«Настоящие истории фей и других волшебных существ»: о рождении героев и работе для других
Сказочные персонажи действуют и в спектакле «Настоящие истории фей…». Откуда взялись их истории?
Изначально Полине Стружковой [режиссёру спектакля — прим. ред.] нужен был драматург, который поедет в Орск и возьмёт интервью у студентов местного «Инклюзиона» [инклюзивной театральной студии с филиалами по всей России — прим. ред.]. Для меня это было первое знакомство с людьми с особенностями. Раньше я никогда не имела подобного опыта и, конечно же, сильно боялась встречи, хотя, как оказалось потом, бояться не стоило.
Ребята, которые занимаются на курсе, все разные: кто-то имеет физические особенности, кто-то ментальные. Мы с Полиной хотели, чтобы у каждого студийца была своя сказка, в которой он был бы органичен. Это довольно непростая задача, и сказки много раз переписывались. Изначально я спрашивала о какой-то истории, реально произошедшей в жизни, и потом переделывала [в сказку] сама. С кем-то, когда я была в Орске, мы пытались сочинять вместе: я задавала наводящие вопросы про героя, чтобы помочь человеку придумать волшебную историю. Некоторые сочиняли почти самостоятельно, но под моим чутким руководством. Получилось всего 24 сюжета: спектакль существует в двух составах, для каждого из которых написаны свои сказки. Для меня это был уникальный опыт.
Есть ли какая-то сказка, которая особенно запомнилась?
Например, была девушка Лера — ей долгое время снились кошмары, и её сказка была про фею-трусишку, которой ночью мерещились страшные тени, которых она пыталась победить. После нескольких репетиций я спросила: «Лера, тебе до сих пор снятся страшные сновидения?» Она ответила, что так часто побеждала эти злые тени в театре, что практически перестала видеть их в своих снах. Мне кажется это то, ради чего можно мотивировать себя заниматься искусством.
С Полиной Стружковой вы легко нашли общий язык?
Я в принципе работаю с разными режиссёрами, и невозможно использовать один и тот же подход с противоположными людьми. Когда мы делали спектакль с Полиной, она чётко ставила цели и задачи, и я работала практически по схеме, полностью доверяясь незнакомому на тот момент человеку.
Работая над спектаклем, я всегда стремлюсь к горизонтальным отношениям. Мне не хочется быть тенью режиссёра, а хочется быть его другом, его соавтором и так же занимать роль художника. Такая возможность была у меня в спектакле «Настоящие истории фей…», потому что Полина, несмотря на чёткую систематизацию, давала мне ту свободу, в которой я могла раскрыться как автор. Честно, я считаю, что каждый человек в нашей команде был незаменим. Я бы даже назвала всех, кто работал над спектаклем, командой мечты.
На вас как-то повлияло то, что вы работали над инклюзивным проектом?
Я задумалась, что инклюзивный театр притупляет эго гения и учит художника быть смиренным. Этим он мне нравится. Когда занимаешься инклюзивным проектом, ты прежде всего работаешь не на себя, а на других. Мне кажется, это интересно, потому что в современном театре мы очень зациклены на авторитетных фигурах и чаще всего идём на спектакли, если слышим фамилии именитых актёров или режиссёров. А инклюзивный театр прекрасен тем, что фокусируется на простых людях. Все силы, которые тратит команда, прежде всего направлены на человека независимо от его театрального бэкграунда.
За время создания спектакля я очень подружилась с орским «Инклюзионом». Они делают огромную работу у себя в городе. Без них спектакля «Настоящие истории фей…» попросту не было бы.
О просмотре своих спектаклей, социальных темах и отношении к премиям
Во многих российских театрах идут спектакли по вашим текстам. Какие чувства вы испытываете, когда их смотрите?
Смотреть спектакли по своим пьесам — отдельный вид ментальной экзекуции. Ты слышишь минусы собственного текста и думаешь, что все обращают на них внимание, хотя на деле это совсем не так — просто ты как автор прежде всего вслушиваешься в реплики и акцентируешься на них. Бывает, режиссёр добавляет в пьесу что-то от себя, не согласовав с тобой. Например, неуместную шутку. Зал на неё не реагирует, и тебе кажется, что всё думают, будто ты, дурак, такую шутку неуместную написал. Со временем я стала менее восприимчива к этому, но спектакли на основе собственного творчества так и остались для меня тяжёлым испытанием.
Ваши проекты, по крайней мере те, которые в этом году приезжают на «Золотую Маску», связаны с социально значимой проблематикой. А как вообще должно соотноситься социальное и художественное в театре?
Я считаю, художественное никогда не должно манипулировать социальным. Говоря по-другому, социальная тема, которую ты берёшь за основу своего произведения, не должна специально давить на глаза. Художественная форма позволяет облегчить ту боль, которую мы испытываем, когда сталкиваемся с какой-то проблемой в жизни, или за счёт нарратива помогает вызвать интерес к проблеме, к которой человек раньше был равнодушен. По сути, симбиоз социального и художественного — это возможность познакомить человека с тем, о чём он не задумывался или от чего закрывался.
Естественно, мы не можем решить глобальные проблемы человечества, но, например, тот факт, что инклюзивная студия выступает на сцене государственного театра и потом едет на фестиваль «Золотая Маска», мне кажется очень важным, потому что локальное объединение становится значимым для большого круга людей, а не только для родителей и знакомых.
В этом году спектакли по вашим текстам участвуют в Детском Weekend-е. Хотелось бы оказаться в конкурсной программе и получить Золотую Маску, есть ли такая мечта?
Нереалистично размышлять на данную тему, учитывая тот факт, что в этом году нет номинации для драматургов. Во время работы над спектаклем я не думаю о том, какие награды за него получу или на какие фестивали он поедет. Было бы странно заниматься творчеством исключительно ради регалий. «Золотая Маска» для меня — немного лотерея, а жить в ожидании выигрыша — довольно сомнительное занятие. Для хорошего результата нужно не зацикливаться на победе, а много работать, быть честным с собой и любить то, что делаешь.