О времени и его символах
В какой момент вы поняли, что хотите сделать спектакль про девяностые?
Конкретного момента, чтобы я подумал — «О, вот сейчас!» — не было. На самом деле, про девяностые много всяких спектаклей было и есть. Но всё, что мне попадалось, не очень совпадало с моим ощущением от этого времени. Захотелось зафиксировать свои мысли на этот счёт. Потом я подумал, что свои мысли фиксировать — это слишком дерзко, не надо опираться только на себя. И решил, что это будет история про меня и моих одноклассников — кто как помнит девяностые. Летом я поехал в Тулу, пообщался с четырьмя друзьями: монологи, который они наговорили, перемешаны и сформированы в пьесу.
Как вы считаете, почему тема девяностых сейчас всё чаще приходит в театр?
Это как будто не совсем проговорённое время. До сих пор нет точного понимания — что это было? Кроме того, по своему опыту могу сказать: люди, которые тогда были детьми, сейчас способны отрефлексировать и сформулировать, чем девяностые были для них. В уже существующих пьесах об этом периоде авторы фиксировали свою молодость, Сигарев, например. А мы фиксируем своё детство.
В финале «Квадрата» есть посыл, что мы всё время в девяностых. У нас не наступает светлое будущее, мы живём в ожидании чего-то, что «вот-вот настанет…». Но при этом ни настоящего, ни прошлого у нас как будто бы нет нормального. С этой точки зрения спектакль ни разу не про девяностые, конечно, а про сегодня, про нас.
Были ли воспоминания, ваши или ваших друзей, которые вы не стали брать в спектакль?
В целом, всё, что говорили ребята, вошло. Был один момент в конце, и даже на премьере мы его сыграли, но потом убрали — он удлинял хронометраж, а по смыслу не давал ничего нового. Там один из героев рассказывает, как выпутывался из наркотической зависимости, про драки, но обо всём этом уже рассказывали в других местах спектакля.
Какие лично ваши главные символы девяностых — визуальные, музыкальные, кинематографические?
Так как «Квадрат» написан мной, всё, что там есть — уже отфильтрованные символы, которые важны для меня. «Денди», «Сега», «Герои меча и магии», походы в компьютерный клуб, самострелы, гаражи. Музыка — рок-музыка, настоящая, когда был её расцвет. В спектакле есть момент, когда герои говорят: «Мы все панковали, но на дискотеки должны были ходить, потому что там можно было потанцевать с девушкой». Поэтому рок — да, но, когда слышишь «Тополиный пух», сердце начинает трепетать, и ты ничего не можешь с этим поделать (смеётся). Это что-то сидящее внутри — не понимаешь, откуда, но ты просто знаешь слова этих песен.
Об актёрах и зрителях «Плохого театра»
Как вы собрали именно ту команду артистов, которая сейчас работает в спектакле?
Мы в «Плохом театре» формируем команду хаотичным способом «кажется, это он». Звонишь актёру и говоришь: «Кажется, это ты!» При выборе артистов у меня было несколько принципов. Первый, который я почти всегда исповедую, в любой работе — это должен быть мой друг. В этом смысле у нас процветают кумовство и блат (смеётся), потому что в «Плохом театре» только друзья вместе работают. Леон Словицкий и Саша Худяков задействованы почти во всех спектаклях театра. Богдан Гудыменко, Костя Плотников, Никита Виноградов — мы давно хотели вместе поработать, и вот этот момент настал.
Ещё было важно, чтобы ребята были примерно моего возраста и все ситуации в спектакле не ощущались чем-то инородным для них. Интересно: они рассказывают чужие истории от лица персонажей, но при этом каждый может рассказать десяток своих из того же периода времени.
Зрители «Плохого театра» и, в частности, «Квадрата» — кто эти люди?
Какие-то хорошие люди, которые ходят в «Плохой театр». Изначально мы думали, что наш театр — для молодежи, для сверстников. А оказалось, что мы очень широко охватываем зрителя — к нам и бабушки приходят, и дедушки, и дети. Для нас это ценно и неожиданно.
Классно, когда ты можешь сделать спектакль, который доступен не только элитарному сообществу или, наоборот, не только массовому зрителю. В «Квадрате» все находят что-то для себя. Мне важно, чтобы спектакль не был просто «вечеринкой девяностых», когда мы собрались, поностальгировали под «Иванушек» и разошлись. Мне приятно, что и подростки, и старшее поколение кайфуют на этом спектакле.
Об успехе и обратной связи
Как вы считаете, почему именно «Квадрат» так выстрелил: мгновенно закрывается регистрация, «Золотой софит», лонг-лист и приглашение в Детский Weekend «Золотой Маски», гастроли?
Я бы не ставил это всё в один ряд. Что касается регистрации — на «Магду» [спектакль по пьесе Майкла Ардитти о последних днях Третьего Рейха, поставленный в 2018 году — прим. ред.] регистрация закрывается точно так же, там успех не меньший. Но это спектакль более ранний, у него нет премий, а отзывов зрителей так же много, как на «Квадрат». Что касается наград — я к ним отношусь с большим юмором. Мне кажется, они даются не столько за спектакль, сколько по принципу «этот режиссёр уже может получить». Я вижу сейчас не только на своём, но и на примере более молодых режиссёров: театральное сообщество всё равно сначала присматривается. Награды — не показатель.
Если абстрагироваться от сравнения с другими спектаклями, успех «Квадрата», мне кажется, связан с тем, что он очень простой «на входе». Здесь не заявлена какая-то жёсткая тема, как в «Магде» — фашизм, или в «Мест нет» — терроризм. Тут — про девяностые, спектакль-дискотека, приходи, потанцуем! И уже потом, в процессе, человек, может быть, что-то для себя открывает.
Я стараюсь видеть спектакль как слоёный пирог. Допускаю, что есть люди, которые на «Квадрат» приходят просто потанцевать, и они не считывают посылов, которые мне были важны. Но это тоже круто, что есть место, куда можно просто прийти потанцевать.
Какую самую необычную или странную обратную связь на «Квадрат» вы получали?
Многие пишут, в том числе и мне в личку, что «Квадрат» — портал в другой мир, и люди потом на несколько дней или недель получают возможность отрефлексировать то время для себя.
Было очень приятно, когда люди делали целые флешмобы: фотографировались с разными квадратами, нарисованными или сделанными из чего-то. Одна зрительница придумала инсталляцию: нарисованный квадрат, и на нём лежат пингвины из киндер-сюрприза, как бы герои спектакля.
Не совсем обратная связь, но на премьере был человек — видимо, он что-то употребил перед спектаклем, потому что в моменты, когда можно было выходить танцевать, он выбегал в центр и орал: «Тула-а-а-а! Это Тула-а-а-а-а!» Причём нет уверенности в том, что этот зритель был из Тулы.
Когда «Плохой театр» ездил с «Квадратом» на гастроли в Тулу, почти все «прототипы» героев приходили смотреть спектакль. Что они потом о нём сказали?
От поездки в Тулу остались самые мощные впечатления. Мы сделали обсуждение после спектакля, и там присутствовали «прототипы» почти всех героев, не только главных. В спектакле есть история о признании в любви, когда отношения у мальчика с девочкой не сложились. Они, уже взрослые люди, пришли на спектакль и получили возможность поговорить друг с другом, до конца разобраться в той ситуации, которая была двадцать лет назад. Мне кажется, это самое ценное: они говорили не как взрослый и взрослый, а перешли в состояние, как будто мне двенадцать и тебе двенадцать. И тот, кто не успел признаться в любви тогда, делал это сейчас.
Актёры говорили после показа: «Это мы смотрели спектакль сегодня». Видишь, насколько сильно резонирует в зале всё, что ты делаешь. Плюс, многие вещи в спектакле стали смотреться по-другому. Повороты сюжета работали совсем иначе: в Туле зрители знают, что случится и чем всё закончится, но это даёт ещё более сильный сгусток энергии между актёрами и публикой.
«Прототипам» понравилось, мы все вместе много гуляли, ходили по местам, о которых рассказывается в спектакле. Единственный, кто из главных героев ещё не видел «Квадрат» — Босс, он очень востребованный артист, в Туле почти не бывает. Может быть, на «Золотой Маске» он нас посмотрит наконец.
Почему этот спектакль должен был быть поставлен именно сейчас?
Потому что я перестал лениться и сделал его.