(Дис)коммуникация. «Золотая Маска» в Петербурге

С первого по восьмое декабря в Петербурге прошли гастроли «Золотой Маски»: пять абсолютно разных московских спектаклей по современным драматургическим произведениям удивительным образом затронули одну общую тему – важности коммуникации. 

«Иранская конференция» Виктора Рыжакова по одноименной пьесе Ивана Вырыпаева – об отсутствии коммуникации как таковой. Персонажи находятся вне контакта не только друг с другом, но и с самими собой: почти все монологи построены как экспромтная рефлексия на тему поиска смысла человеческой жизни. Сценическое пространство обставлено предельно лаконично: выстроенные в один ряд стулья в центре, справа микрофон для выступающего, на заднике – видеотрансляция участников конференции, ожидающих своей очереди в маленькой комнате, и крупный план выступающего. Режиссура намеренно уступает актерской игре – Рыжаков набрал команду именитых актеров, «для которых театр – не единственная зона реализации, большое количество артистов активно участвуют в жизни благотворительных фондов, для них тема о человеке – намного больше, чем театр». Личность актера, его социально-благотворительная деятельность работают на спектакль не меньше, чем проповеди Вырыпаева. 

«Иранская конференция»

«Где мой дом» Камы Гинкаса по пьесе «Республика» Сергея Давыдова – о потере национальной коммуникации. Спектакль о людях, ненужных Родине: в Таджикистане они – русские, в России они – беженцы из Таджикистана. Пространство белой комнаты ТЮЗа им. Брянцева (в Москве спектакль играется в флигеле) отражает бездомье героев спектакля: стерильность выбеленных стен, вместо двери – хрупкое деревянное окно, спрятанное за кусок дсп, на котором кроваво-красным Руслан Рафаелов напишет «родина», и тут же уберет в сторону. Словно преступники, через форточку, русские жители Таджикистана проникнут на территорию пустоты и опустошения – в никуда. Работник министерства культуры Таджикской ССР Ольга (Виктория Верберг), четырнадцатилетняя Ярослава (Полина Одинцова), будто назло ставящая ударение в туфлях, квартал, арбузы после того, как одноклассники назвали ее «чуркой с акцентом», шестнадцатилетний Данила (Илья Созыкин), запивающий трагедию водкой, припасенной у сердца, во внутреннем кармане куртки – ненужные люди. Актеры играют так подробно, что условный театр кажется документальным, а психологизм путаешь с вербатимом. Алюминиевый гроб посреди белой комнаты, в который от отчаяния прячется Ольга (емкая метафора найденного вечного дома), разлетевшиеся по всей комнате гранаты (символ плодородия и семейных уз становится атрибутом войны), цветастый пакет, который Ярослава не выпускает из рук (дома то нет – положить некуда) – вещественные доказательства выбитой из-под ног русских беженцев почвы…

«Где мой дом»

«Ходжа Насреддин» Тимура Бекмамбетова – кукольный спектакль по одноименной пьесе Тимура Бекмамбетова и Ильгиза Зайниева. В «Ходже» с коммуникацией все отлично – путем общения герои познают бытие (и над-бытие тоже). Кроме того, в спектакле появляется мотив любви, как способа коммуникации с человеком (или белогривой лошадью), ушедшим в иной мир. Фольклорный персонаж Ходжа Насреддин в спектакле Бекмамбетова свой путь уже прошел, вместо него главным героем становится безымянный, но свободный ишак, который унаследует всю мудрость восточного философа. Главная метафора спектакля – дорога, которая и является жизнью (чтобы начать свой путь, нужно три раза прокукарекать). Марионеточные куклы (художник-постановщик Анна Викторова) идут по бесконечному жизненному пути в узком пространстве сцены, комментируя происходящее по-островски («Отчего ишаки не летают, как птицы?») или по-володински («с любимыми не расставайтесь… / кто это сказал? / пока никто!»), иногда – по-шрековски («а мы уже приехали?»). Так или иначе, эта постмодернистская палитра цитат и отсылок, озвученная известными голосами Константина Хабенского (Ходжа Насреддин), Евгения Миронова (ишак), Чулпан Хаматовой (Маххабат), Виктора Вержбицкого (эмир Тимур), придает спектаклю особенную русскость, несмотря на всю его восточную аутентичность. 

 «Проблема» Алексея Бородина по одноименной пьесе Тома Стоппарда – про дискуссию, как принцип развития. Уже на уровне сценографии спектакль предполагает спор – зрительный зал поделен на две части, между которыми и происходит действие. Хилари (Ирина Таранник), занимающаяся поведенческой психологией (разве может быть здесь что-то более подходящее, чем слово «коммуникация»?), находится в вечной полемике со Спайком (Петр Красилов) – тот не понимает, как человек науки может верить в бога. Спектакль строится на конфликте идеалистов и материалистов, сюжет при этом мелодраматический: отдавшая в свои пятнадцать лет новорожденную дочь на удочерение, Хилари находит ее спустя тринадцать лет, и со спокойной душой уезжает учиться философии в Нью-Йорк. 

«Сын» Юрия Бутусова по одноименной пьесе Флориана Зеллера – про потерю коммуникации внутри семьи. Семейная трагедия оборачивается у Бутусова трагедией экзистенциальной – непринятый этим миром Николя-Джокер (уж больно похож Евгений Редько в белой маске трупа на Хоакина Феникса) мятежно играет на нервах родителей, как на непрочных картонных инструментах, звонко бьет последнюю тарелку, осколки которой летят в кучу совместно нажитого в левом углу. Пьер (Александр Девятьяров), услышав от Николя похвалу его танцу, резко и угловато пляшет всякий раз, когда ему не удается найти с сыном общий язык. Всегда полусогнутая Анна (Татьяна Матюхова) под тяжестью своего креста – покинутой и обманутой жены и несчастной матери. Заключенное в маленький треугольник столовой пространство вдруг расширяется – бытовой конфликт за завтраком перетекает в гамлетовский «быть или не быть» на фоне кладбищенского пейзажа. Появившееся на сцене ружье выстреливает дважды: пробный выстрел в пустоту в первом акте приводит к решающему жизнь Николя во втором.