О смыслах народной сказки «Белая уточка»
«Белая уточка» — необычная и, насколько мне известно, не совсем популярная сказка. Откуда появилась идея её поставить?
Работа с русской народной сказкой — это всегда путешествие во времена мифов и начало начал. Через устное народное творчество мы вспоминаем давно забытое и понимаем, что смысл, заложенный в древности, не утратил своей силы. То, что сказка, как вы сказали, непопулярная, хорошо для меня как автора, потому что моя задача — вытащить смыслы. «Белая уточка» — это не детская сказка, как можно было бы подумать из названия. В ней заложен урок, не учебный, а жизненный: «Испугаешься — жить останешься». Мы своей страшной сказкой лишь напоминаем, что мир хрупкий, особенно внутренний. И намекаем, что, однажды перешагнув через запретную линию, ты убиваешь свою чистую душу.
Вы не просто режиссёр, но и автор произведения. Что в сказке ваше, а что народное?
Сюжет и смысл заложены народом, а всё остальное — каким образом показать, пересказать — авторское. Для меня эта сказка не только о княгине, превратившейся в белую уточку. У меня княгиня становится ещё и чёрной птицей. Как раз здесь я меняю народный сюжет, так как хотел показать не формулу сказки — как человек ошибся и его за это наказали, а то, что внутри человека всегда есть и белое, и чёрное начало.
Так как мы — кукольники, важным становится ещё и визуальный образ. Театр, по определению Шекспира, «зеркало мира», а театр кукол — ещё и отражение всего живого в мёртвом и наоборот. Поэтому и жанр определился сам собой.
Что значит для вас жанр «славянский хоррор»?
Сначала я называл это «страшная сказка», но пиар-отдел подсказал такое название. Мне кажется, для афиши это верно. Страшно не потому что темно, а потому что непонятно, и это как раз есть в первоисточнике. Странно, если мама попробует прочитать эту сказку на ночь малышу. Смыслы, заложенные в ней, предназначены для того, кто перестал чувствовать себя ребёнком и шагнул вперёд по своей жизни.
О работе команды художников в театре кукол
Вы часто говорите о том, что театр кукол — это визуальный театр. Как создавалось художественное оформление спектакля?
Очень важное для меня значение имел костюм. На роль художника по костюмам была приглашена Наталия Корнилова. Она с полуслова понимает, чего хочет режиссёр. Когда она спросила, что самое важное, я ответил: «Золото и тлен». Для неё это стало формулой. Когда Наталья шила костюмы княгини и князя, она потом бросала их в реку и закладывала камнями, и вода и камушки делали эти новенькие, только что сшитые костюмы старыми, древними, а потом уже вшивала золотую нитку — вот он, подход настоящего художника по костюмам.
Расскажите подробнее, как вы совмещали работу режиссёра и художника-постановщика.
В спектакле художником являюсь я сам, потому что кукольник — это человек, который создаёт мир. Режиссёр, я считаю, должен не бояться пробовать совместить в себе роли и художника, и автора, и актёра. Когда я нарисовал неопытной рукой какие-то эскизы и пошёл с ними в цех, на помощь пришли наши профессионалы. Если я мог только эмоционально, интуитивно что-то лепить или рисовать персонажей, а где-то договаривал, то наши ребята взяли в свои руки и отливку кукол, и лепку. Наш главный художник Виктор Антонов, мой большой друг и соратник, очень помог в материализации чудес. Например, главный герой сказки, маленькая птичка Заморыш, живёт сам по себе, якобы без касания актёрской руки, и в нужные моменты помогает развитию сюжетной линии.
Мне не хотелось, чтоб зрители видели, как оживляется кукольный мир, а хотелось, чтобы он жил сам, поэтому я придумал брусничную поляну, внутри которой очень удобно спрятать актёра. В то же время я предложил наивную куклу: маленькие уточки и сама Белая уточка — это руки актёров. Изучая театр кукол в институтах, мы целый семестр создаём образы только рукой, ногой, любой частью тела. В данном случае мне очень хотелось, чтобы здесь и сейчас из-за ширмы, где скрывается актёр, появлялись руки, и из этих рук на глазах у зрителя вырастал персонаж.
О воздействии на взрослого зрителя
Как вы подбирали звуковое оформление? За счёт звуков спектакль получился довольно страшным.
Очень хотелось, чтобы на зрителя воздействовали не только смыслы, но и вся атмосфера спектакля. Возможно, это что-то из воспоминаний детства, когда я был в тайге. Когда вдруг во время прогулки попадаешь в брусничник — такие зелёные холмы, усыпанные гроздьями красной ягоды, напоминающими капли крови, — это жутко красиво. А если ещё и вечер, темно, тени, а если ещё что-то вдруг зашевелится, зашуршит, а если ты ещё и ребёнок… Очень хотелось воссоздать эти ощущения. За счёт чего? Уханье, неожиданный треск крыльев сороки: «Тух-тух-тух». Признаюсь вам: во время спектакля я беру микрофон, сажусь за кулисы, и всё, что вы слышите, что дышит или ухает, пробую делать здесь и сейчас. Я этим помогаю артистам, а зритель погружается в иное пространство. От него ведь тоже идёт вызов: «Ага, хотите меня напугать — ну, напугайте».
Как воспринимает спектакль публика? Удалось ли привлечь подростков?
Для меня было важно пригласить в зал зрителя, который уже вырос и не хочет ходить в театр кукол. Мы попробовали его заманить, предложив «славянский хоррор». И я каждый раз радуюсь, что в зале на этом спектакле нет малышей. В названии «Белая уточка» сохраняется образ чего-то милого и пушистого, но это контрастирует с самим содержанием сказки, это своего рода провокация. Спектакль требует зрелости восприятия: когда зритель попадает к нам в зал, он на час из реальности погружается в древние мифы со своими смыслами.
Изначально спектакль был экспериментом, и я очень благодарен и театру, и руководству, позволившему в Театре имени Образцова искать язык, который был бы интересен подростку. Хорошо видеть на спектакле именно того зрителя, для которого всё придумывалось.
Об уличном спектакле «Фрида»
Пока я шла по театру, мне рассказали, что ближе к лету вы ставите уличный спектакль «Фрида». Можете ли уже сейчас поделиться, каким он задуман?
Фрида — это культурный код всего мира. Такие люди, как Гоголь, Фрида Кало, Эдит Пиаф или Юрий Никулин — как планеты, вокруг которых хочется пролететь хоть раз. Мы с Виктором Антоновым и нашими студентами из ГИТИСа сочиняли эскиз о Фриде в Летней школе СТД, но не планируем повторять его, а пойдём дальше — будем придумывать язык, на котором можно рассказывать эту историю.
Действие спектакля будет происходить в нашем парке, на так называемой Четвёртой сцене — в замкнутом мире в центре Москвы. Мы хотим играть спектакль вечером при свете фонарей, немного таинственно, ведь Фрида Кало осталась в истории загадочной, почти мистической личностью. Она мексиканка, а в культуре этого народа очень популярен «День мёртвых», когда, как у нас говорят, «моют кости», то есть вспоминают умерших, поэтому историю жизни Фриды будут рассказывать скелеты. Художниками выступят Виктор Антонов и Александра Громова, а также сама Фрида Кало: мы постараемся воплотить её миры, попробуем найти источник её вдохновения.