Антон Оконешников

"Большой секрет для маленькой компании", Музыкальный театр «Карамболь», Санкт-Петербург

Песенка про «Большой секрет для маленькой компании» у всех на слуху, но не уверена, что сюжет известен так же хорошо. По крайней мере, он неочевиден. Вы выбрали этот материал из любви к музыкальной части ли именно за саму историю?

К нашему сожалению, а может и счастью – там нет истории. Это номера, в том числе и в одноимённом мультфильме — они соединены каким-то образом, но остаются номерами. Поэзия Юнны Мориц и музыка Сергея Никитина — это опора материала. Сам проект по стихам Юнны Мориц и песням Сергея Никитина придумала Ирина Брондз, художественный руководитель театра «Карамболь». Придумала и предложила мне и постановочной команде вписать это в какой-то сюжет. Мы брали песни, персонажей из разных стихотворений Юнны Мориц, и думали, как сделать единый спектакль с занимательным сюжетом, а не набор песен, не концерт. Это была одна из наших главных художественных задач.
По текстам Мориц стало понятно, что это не может быть обыденная реальность, что должен быть ирреальный мир. Тогда мы решили, что это будет мир дедушки, который он выдумал, будучи ещё ребёнком, и отсюда мы стали исходить, придумывать, как в этот мир попасть, и кто у нас главный герой. Решили, что дети.

Про главного героя интересно. Обычно это действительно дети — Тильтиль и Митиль, дядя Фёдор, Алиса, Элли, — так ребёнку проще отождествить себя с персонажем, погрузиться в сказку, примерить все приключения. У вас вроде бы и дети главные, но в то же время в центре фигура дедушки.

Да. Сюжет образует дедушка, структура — это детство дедушки, но если мы говорим о героях, о тех, кто меняется на протяжении всей истории, то это дети.
Дедушка в каком-то смысле и главный, и нет. И дети в каком-то смысле тоже и главные, и нет. А персонажи вот этой выдуманной реальности им помогают.

Возникает яркая ассоциация с «Синей птицей» Метерлинка. Это продуманное сходство или случайность?

Да, это сознательно. Это один из наших источников: здесь брат, сестра, попадание в мир сна. Там души предметов, а у нас ожившие игрушки, которые нынешними детьми забыты, ведь, поскольку у дедушки детство советское, то и игрушки того времени.

Когда мы отбирали материал, мы специально исследовали предметный мир советского прошлого. У нас не было задачи показать, как тогда было мило и хорошо, не в этом дело. Наша задача была отыскать живые интересные вещи, в том числе в прошлом. Может, эти вещи не такие красивые и эффектные, но они обладают теплотой. И поскольку мир нашего материала, мир песен Никитиных и стихов Мориц невероятно тёплый, мы пытались найти эту теплоту, уют, трогательность во всём. Эта история о детстве вообще, не обязательно советском. Мы делали не столько спектакль для детей, сколько семейный спектакль, и хотели, чтобы человек, пришедший на этот спектакль, мог посмотреть на, возможно, забытые вещи и явления детскими глазами и увидеть красоту в неприглядном, старом, старинном, расслышать интонацию нового в привычном. Возможно звучит банально, но мы хотели через простую историю рассказать о каких- то сложных вещах нашей жизни.

Простота сценических решений – это ещё и особенности существования театра. У театра «Карамболь» есть своя площадка, но там невозможно играть спектакли, потому что она требует серьёзного ремонта и театр уже очень, очень долго бьётся, чтобы эту площадку привели в порядок.Несмотря на то, что «Карамболь» собирает полные залы, много ездит на фестивали, берёт разные награды за свои спектакли, ситуацию с помещением всё ещё не пробить. Сменилось несколько губернаторов, но вопрос до сих пор никак не решается. Эта ситуация налагает на театр ограничения. Очень простая вещь: на гостевых условиях театр обязан уложить монтаж спектакля в два часа. Конечно, это влияет на сценографию — нужно придумывать такую, которая может быть смонтирована в эти сроки. 

Такие решения тоже могут добавлять уюта. Ваши облака, нарисованные на ящиках — так это очаровательно, трогательно.

Да. Мы просто изучали, как дети играют в детство и нашли такой приём с коробками. Елена Жукова начала это в костюмах, а потом мы распространили это и на сценографию и реквизит — идея коробок, в которых дети играют, хранят игрушки, что-то на них рисуют.

У вас в принципе вся сцена как коробка с игрушками.

Да, так и есть. Заглядываешь туда и находишь игрушку. Понятно, что это всё-таки не буквально, а через призму художественного восприятия, но эта идея очень интересная. Она простая, но эффектная. И очень здорово её проработала сценограф Таисия Хижа. Я вообще считаю, что работа художника и художника по костюмам в этом спектакле на грани выдающихся. Сама мысль сделать костюмы из картона нетривиальна. Любой технолог по костюмам вам скажет, что это безумие — сцена, переезды, репетиции способны их уничтожить в два счёта. А «Карамболь» постоянно ездит. Представляете, каково приходится и реквизиту, и бутафории, всему? Над созданием нужных проектов костюмов с нами трудилась Марина Еремеечева, художник Александринского театра и замечательный технолог. Был придуман способ работы с настоящим, абсолютно обычным картоном, который после некоторых специальных манипуляций способен жить гораздо дольше, чем один-два спектакля. Там целая история и с производством, и с тем, как со всем этим работает костюмерный цех. Каждый костюм — это огромная конструкторская работа. Нужно же, чтобы всё функционировало, было эффектно и красиво, а ещё работало на идею спектакля и выживало в довольно жёстких условиях.

Костюмы поразительные и не всегда очевидно, что это всё картон. Одни крылья сов и лошадок чего стоят.

Крылья да, тоже картонные. Насколько я помню, технологи выбирали из шести или семи вариантов тот, который лучше всего будет служить, поскольку задача отнюдь непростая: сделать из картона крылья, которые свободно раскрываются и с которыми активно работает балет. Идея была сложная, но мы сделали. Спектакль наш отметили премией Золотой Софит (​спектакль «Большой секрет для маленькой компании» стал победителем Золотого Софита-2019 в двух номинациях — «Лучший спектакль в оперетте и мюзикле» и «Лучшая работа художника в музыкальном театре» — прим.ред.).​ Работа художников, медиахудожников, художника по свету в этом спектакле, на мой взгляд, очень сильная и, главное, дополняющая одна другую, взаимопомогающая и это, мне кажется, одна из больших удач этого спектакля.

С костюмами-конструкторами есть ещё моментальная ассоциация с другим Вашим спектаклем, «Солнца ьнеТ». Футуристы в своей постановке как раз щеголяли картонными геометричными конструкциями, у вас же всё собрано иначе, но параллель работает.

Может быть, кстати, от этого тоже есть отголоски, всё же «Солнца ьнеТ» мы выпускали раньше «Большого секрета..». Мы с художником почти всех моих работ Еленой Жуковой очень давно и подробно интересуемся находками русского авангарда. И одной из своих задач я вижу попытку заново взглянуть на авангард, дать его в новом ракурсе. С помощью новых идей и новых медиа открыть его заново. Я не уверен, что это возможно, но вот попытаться идеи Кандинского, Малевича, Лисицкого, футуристов и других воплотить или переосмыслить в своих спектаклях, работах, думаю, можно. Отчасти и поэзия Мориц это отклики поэзии авангарда. Если внимательно вчитаться, то, можно сказать, что она последователь ОБЭРИУтов, но только следующий их этап, а ОБЭРИУты выросли из футуристов. Это линия, которая, несмотря на то, что она прерывалась, всё равно жива, и это здорово.

Мориц очень тонкие отношения с языком, что особенно хорошо видно по её переводам Лорки, например. Наверное, поэтому так приятно и понятно с её текстами работается Сергею Никитину, и так замечательно он, в свою очередь, чувствует этот язык и перекладывает его на музыку.

Действительно, очень ощущается, что Сергей Яковлевич чувствует поэзию Мориц. В спектакле есть песня, «Волшебник», написанная специально для постановки, её не было раньше. Он абсолютно чувствует фактуру, проникает в автора и одновременно собой дополняет её. Они так сцеплены, это взаимопонимание абсолютное. Когда музыка и текст так сливаются в одно художественное высказывание, это очень здорово.

Спектакль ваш для взрослых и детей, и играет его чуть не вся труппа «Карамболя», привлечена детская студия при театре. Как работать с такой немаленькой компанией, как задачу поставить всем сразу, от мала до велика?

Тут ещё оркестр и балет. Именно в музыкальном театре я понял, что такое работа с по-настоящему большим коллективом, тут совсем другой принцип постановки. С одной стороны, это сложнее, такой театр требует от тебя более точной формы, а с другой стороны, проще, поскольку многое завязывается на музыку, на уже готовую структуру. Надо только услышать, как дышит музыка и придумать как воплотить её сценически. В таком типе театра, думаю, неверно, как в драматическом театре, основываться в глубоком проживании. Не в пошлом, а в самом нормальном смысле настоящего проживания. Мне кажется, это чуждо музыкальному театру. При этом всё должно быть очень логично, должно быть актёрское подключение, а не просто исполнение партии, то есть необходимо соблюсти баланс между формальной структурой и живой тканью. Надо всё время искать ответ на это, в каждой сцене. Это и сложно, и очень увлекательно.
Слава богу, что в музыкальном театре большое количество постановщиков. Сергей Петрович Тарарин, главный дирижёр театра, и Ирина Дмитриевна Брондз, музыкальный руководитель спектакля, говорят как сделать грамотно в музыкальном смысле. Хореограф расскажет, как пластически лучше соединить с музыкой. Это очень плотная работа и тут главное, чтобы люди в команде слышали друг друга и не ставили во главу угла исключительно своё видение. 
Музыкальный театр должен быть красивым. Не обязательно красивеньким, красочным, нет. Обязательно должна быть эстетика в таком театре. Музыкальный театр ближе к божественному, к высотам. Драматический театр занимается не менее важным, но немного другим, как мне кажется.

Сейчас очень много работают с мультимедиа. Современный театр без этого делать странно? Можно?

Можно.Это просто инструмент. Если смыслы от этого инструмента прирастают, то почему нет. Театр во все времена интересовался современной ему техникой. Вот появилось освещение, исчезли свечи. Я так и слышу, как в залах возмущались, что артиста не стало, теперь всё внимание отвлекают светом и декорациями, театр без свечей перестал быть настоящим театром. То же самое с видео, просто это реалии наших дней. Такое же движение происходит со звуком, но это менее заметно зрителю, хотя я считаю, что звук вторгся в театр гораздо серьёзнее, чем видео. При этом я уверен, что и сейчас может быть театр, например, одного артиста, у которого только коврик.

«Какая тонкая работа — счастливым сделать хоть кого-то…». Что дети и взрослые смотрят спектакль очень вовлечёно, что, как в этой песенке, светлеют лица,очевидно при взгляде на зрительный зал. А вас этот спектакль делает счастливым?

Мне радостно, что у спектакля такой отклик. Мы очень тяжело его выпускали и до прихода зрителя нам всем казалось, что это катастрофа. И когда зритель пришёл, и всё ожило, спектакль преобразился в другой, вот это, конечно, счастье. Здорово когда люди по эту и другую сторону рампы «делают»спектакль. В этом смысле театр «Карамболь» – артисты, службы, зрители – имеют интересную особенность. Они все в хорошем смысле наивные, предельно открытые люди. Без налёта цинизма и снисходительности, которые, к сожалению, иногда можно увидеть в театре для детей. Артисты здесь работают очень искренне. Я понял, что вот этот настрой, сделать честно, он намного важнее холодного технического совершенства. Это свойство труппы и художественного руководителя, которое кажется мне самым важным. Как это делается – большой секрет этого театра.