Андрей Стадников

"Родина", Центр им. Вс. Мейерхольда, Москва

Предполагалось, что осенью должны были пройти последние показы «Родины», а тут номинация на «Золотую маску». Для вас это стало неожиданностью?

Я не особо об этом задумывался… 

А почему планировали снять спектакль с репертуара?

Тяжело играть, наверное. Не знаю, наверное, не нравится руководству. Не могу сказать. Я знаю, есть разные мнения о спектакле в целом.

Вы взяли две разные эпохи: первая часть про наше время, во второй мы уходим в 20-е годы прошлого века. Что общего для вас между ними?

Мы сейчас существуем при какой-то вертикали власти, и сцены современности, которым есть в спектакле, я выбрал, руководствуясь тем, что они передают эту вертикаль. А исторический период, он как раз, как мне кажется, отражает тот момент, когда эта вертикаль начала строиться, когда она в итоге выстроилась в довольно такую цементирующую статичную конструкцию. Собственно, в эту пирамиду. И моя задача была отыскать этот исторический период, когда, как мне кажется, произошла ошибка, и был какой-то совершен поворот. И последствия этого поворота нами переживаются до сих пор. Переход от правления партии к правлению одного человека был осуществлен тогда. И советская идея, которая изначально была связана с диктатурой пролетариата и не была никак связана с идеей единоначалия, потерпела в эти годы поражение и была заменена на другую идею, которая до сих пор нами руководит. 

При этом у вас хрупкая Эва Мильграм в пачке играет Серго Орджоникидзе, Алиса Кретова – Николая Бухарина, но роль Троцкого и двоих Сталиных отданы именно мужчинам. Почему именно такое деление произошло?

Очень просто. Была некоторая идея, что основных противников в этом поединке нужно сделать мужчинами, учитывая, что это два основных политических соперника, потому что у остальных  была такая плавающая роль. В этом есть определенная ирония. Гендерное разделение нужно было, чтобы эту историю упростить и сделать ее более выпуклой и, ориентируясь на какие-то наши стереотипы о поведении полов, показать ее на пальцах, сделать ее зримой и какой-то более человечной, что ли.

Изначально я вообще думал сделать, что это какие-то разборки в старшей школе, так как большевистская партия – это такая секта, а секта – это подростковое мышление. Мне хотелось сделать такой образ, чтобы все были довольно юные, но победила идея разделения по половому признаку.

Почему все девушки в спектакле должны быть обязательно светловолосые?

Это моя идея. Это связано с некоторым представлением о русскости, Получается тавтология, но русский человек русый.

В первой части спектакля у вас задействована буквальна армия марширующих девушек-перформеров. Насколько эта строевая композиция отрепетирована заранее или девушки могут ее менять по ходу спектакля?

Первая часть спектакля – это перформанс, который в конструкции своей придуман композитором Митей Власиком. Но это перформанс, потому что он может продолжаться сколько угодно, там время его переживания зависит от каждого перформера. Там есть индивидуальная часть, есть коллективная, но происходит как раз работа каждого. И каждый механизм так устроен, что каждый может повлиять на существование своего взвода, на существование всей группы, всего коллектива. Нами придумана конструкция, но индивидуальные движения у человека такие, что он придумывает их сам. Там есть некоторый момент творчества самих исполнителей.

Вы закончили ВГИК, факультет документального кино, но при этом занимаетесь в основном театром. Почему?

Да я не знаю, я хочу снимать кино. Я как-то хочу вернуться туда, просто пока не знаю как. В театре, насколько я чувствую сейчас, есть некоторая возможность высказываться, есть относительные свободы. Такие идеи, мне кажется, в кино было бы реализовать сложнее. В театре можно просто себе что-то позволить, развлекаться на какую-то свою небольшую аудиторию, пробовать какие-то вещи, которые нигде больше невозможны.

Я рад, что меня сюда занесло, это относительно случайно произошло. Когда я учился во ВГИКе, написал пьесу и так оказался в театре. На Любимовке сначала, потом в документальном театре, потом в театре вообще. Но так жизнь человека, который делает кино на заказ, менее веселая. Насколько я понимаю, жизнь авторских каких-то людей в кино все-таки существует в каком-то балансе между тем, что ты делаешь на заказ и параллельно пытаешься продвинуть свои проекты, и они [свои проекты] все равно так или иначе относительно редко происходят, а все остальное время ты должен работать.

А в театре процент каких-то твоих собственных реализованных замыслов, мне кажется, больше. Если человеку интересен театр. Мне, как выяснилось, интересен. Я об этом не знал.

Насколько можно заинтересовать сейчас зрителей документальными спектаклями?

Документальный театр может быть разный. Но я не представляю, что со зрителем происходит, открыт он для него или нет.

А вы следите за реакцией зрителей, когда они приходят на спектакли?

Я не слежу за тем, что кто-то выходит или нет. Мне сложно смотреть спектакли, свои тем более, я его сижу, слушаю. И на слух я понимаю, как идет, хорошо или не очень. 

Спектакль – это живой организм, он со временем меняется. Вы сейчас можете сказать, что от премьеры он уже сильно отличается?

Он поменялся, да. Опять же, не хочется сглазить, не знаю, какие будут эти показы, но актеры его как-то подразмяли, мне кажется. Хорошо, что такие перерывы между блоками спектаклей. Очень не хотелось бы, чтобы он превращался в репертуарный продукт.

А не было желания с «Родиной» поехать на гастроли?

Да у меня-то, может, желание есть, просто кто нас куда повезет с таким количество людей? Я не знаю, как это возможно. То есть это возможно, если набирать людей на месте, но это нужно приезжать и какое-то время проводить в городе… Это какие-то специальные гастроли нужно организовывать. Это всё сложно.

Чем вы сейчас планируете заниматься, планы уже есть?

У меня идей много. Я не знаю, что можно озвучить. Есть какие-то лично мои замыслы, но на них надо сейчас искать средства. Есть несколько замыслов довольно глобальных. Один из них по масштабам не меньше, наверное, чем «Родина», там сложная система существования спектакля с нескольким количеством камер. Как раз, кино и театр вместе. И это очень хочется реализовать. Этот проект про 90-е годы.

Мне хочется дальше обращать внимание на то, что конкретно происходит с человеком, с его внутренней жизнью и как то, что происходит вовне, в стране, отображается на этой его жизни. И можно ли найти каких-то героев, которые были отражением эпохи, и по их конкретной частной жизни проследить, что произошло и что происходит. 

И последний вопрос. Все всегда обсуждают, где же на этой пирамиде лучше всего сидеть зрителю. Вы бы сами какое место выбрали?

Я бы сидел на нижних ступенях.