В формате лаборатории
Спектакль «Сказка о золотом петушке» вышел из V летней лаборатории фигуративного театра, которая пришлась на время пандемии. Расскажите как это повлияло на работу?
Ксения Пономарева-Бородина (К.П-Б.): В первую очередь, это повлияло на саму лабораторию. Обычно на неё приезжают люди из разных стран, а в этот раз все участники были из Петербурга. Макс Исаев (режиссёр спектакля — прим.ред.) заболел на второй день ковидом. Он только успел с нами встретиться, сказать, над чем мы будем работать, дать задание, а с третьего дня его уже не было. Помогло то, что в театре Karlsson Haus все берут на себя ответственность, и мы силами нашей команды сделали показ.
Анастасия Булыгина (А.Б.): Сложившиеся обстоятельства добавили нам сосредоточенности и собранности. Несмотря ни на что, всё должно произойти.
Почему выбрали сказку Пушкина?
К.П-Б.: Это была идея Максима Исаева, он пришёл ставить «Сказку о золотом петушке». К нам пригласили пушкиноведов, мы обсуждали материал, а потом Максим принес несколько чемоданов с колотушками, и среди них случайно оказались два циркуля. Так появился петух.
А.Б.: Верхняя часть тоже была цельной колотушкой, просто она обломилась и получился клюв. Так сложилось волей случая. Он буквально создался сам по себе.
В спектакле вы в паре работаете над одним образом. Так проще или сложнее?
А.Б.: В театре кукол это не частный случай, а скорее естественный процесс. Одну куклу могут водить два или три кукольника.
К.П-Б.: Труднее было выйти из-за куклы. Нас по школе учат, что ты работаешь в куклу и сам ничего не играешь.Здесь же мы своим телом помогаем ему [золотому петушку] существовать, дополняя его образ.
А.Б.: Действуем с ним на равных правах.
Что в превращении лабораторной работы в спектакль далось с большим трудом? Что кажется в нем сложным сейчас?
К.П-Б.: Для меня было сложно прощаться. На лаборатории нас было двадцать человек, мы все работали над этим материалом. Потом так получилось, что надо было выбирать тех, кто останется в спектакле. Это было непросто и для нас, и для Максима. Приходилось выбрасывать какие-то сцены, переделывать, но лаборатория — это, грубо говоря, эксперимент ради эксперимента, а в спектакле мы исследуем конкретные вещи.
А.Б.: Я никогда не могу предсказать, как пройдёт спектакль, каким он выйдет на этот раз. В этом и его сложность, и кайф.
Насколько изменился спектакль со времен лаборатории?
К.П-Б.: По моим ощущениям он сильно изменился. Раньше мы работали больше как артисты театра кукол, взаимодействуя с объектами. Потом пришла хореограф, Гала Самойлова, и наш способ существования кардинально поменялся. Спектакль стал более телесным, пластическим, и те вещи, которые мы на каком-то этапе выражали через образы и предметы, мы начали передавать через язык тела.
А.Б.: Соглашусь и добавлю, что спектакль обрел большую цельность. Раньше это были этюды, а сейчас они объединяются, прорастая друг в друга.
Предметы и образы
В «Сказке о золотом петушке» нет четкого распределения ролей по персонажам, как вы для себя определяете, кого вы играете?
К.П-Б.: Птица, Шамаханская царица. Женщина, мне кажется, так точнее.
А.Б.: Когда я рассказала, что играю в «Сказке о золотом петушке» маме, она тоже спросила, кого я играю, и я не знала, что ответить. Наверно, мы просто играем спектакль.
Есть ли у вас свои личные важные достижения, связанные с этой работой?
К.П-Б.: У меня есть. Я училась в Ярославском государственном театральном институте, и на втором курсе мы с Денисом Полевиковым водили деревянный мольберт. Есть такой раздел у артистов театра кукол – оживление предмета. Тогда было положено начало этой роли. То зерно, что мы заложили в институте с моим мастером, выросло в золотого петуха. Это мой закрытый гештальт.
А.Б.: И у меня есть. До этого спектакля я считала себя абсолютно не пластичной.
К.П-Б.: Говорит человек, который занимается тхэквондо и садится в минусовой шпагат.
А.Б.: Это скорее акробатика. В какой-то момент я поверила, что выполняю свою задачу хорошо, и это стало победой над самой собой.
В чем для вас главная разница между взаимодействием с куклой и предметом? Или это схожий опыт?
К.П-Б.: И схожий, и разный. В обоих случаях мы оживляем неживое, в этом главная схожесть, но есть и различие. В куклу художник закладывает конкретный образ, характер, и ты ничего ей не добавишь. А предмет можно наделить любыми качествами. Сегодня на сцене просто циркуль, им можно что-то нарисовать, померить, но при этом он может стать птицей. Так же и с колотушками, они всю дорогу меняют свойства и назначение. Как мы их представим, так их и считает зритель.
А.Б.: С предметом ты сам себе художник.
Просто или сложно рассказывать историю через образы? Есть ли опасения быть непонятым залом?
К.П-Б.: Для кукольников говорить через образы естественно. Используя слова, люди часто ошибаются или по-разному считывают смысл. На уровне чувств, эмоций, образов мы гораздо лучше понимаем друг друга. Это нас сближает со зрителями. Молчим мы примерно про одно и тоже.
А.Б.: Тут как в жизни: если не хватает слов, нужно действие.
Тёмная сила
В спектакле на первый план выходит тема смерти и насилия, невозможно не спросить, насколько тяжело играть его сейчас?
А.Б.: Максим Исаев не зря нам сказал, что надо просто продолжать. Не стоит педалировать болезненную тему, спектакль и так всё скажет. Это гораздо лучше работает, когда ты не выплескиваешь свои эмоции. Сдержанные слёзы сильнее выплаканных.
В спектакле вы сами существуете на «тёмной стороне силы», каково это быть на темной стороне?
К.П-Б.: Кукольники сами по себе на тёмной стороне. Анна Иванова-Брашинская всё время говорит прекрасную вещь про то, что кукольники одной ногой в зоне смерти. Мы ведь оживляем неживое, как шаманы или ведуны. Сама по себе природа кукольника тёмная. С другой стороны, что понимать под темной стороной? У многих народов женщины по умолчанию на тёмной стороне, и мы с Настей как женщины на стороне мрака — инь. Но если подумать, кто в спектакле темнее: женщины, которые пытаются спасти мир или убившие друг друга родные братья?
А.Б.: Я ловила себя на мысли, что мне не нравится испытывать злость даже на сцене. Мне тяжело играть агрессию. Но если бы не было темной стороны, не было бы и светлой. Темная энергия необходима, чтобы поддерживать баланс.
Обычно со сказками люди сталкиваются в детские годы. Как вы думаете, зачем рассказывать сказки взрослым?
К.П-Б.: Сказки никогда не сочинялись для детей. Дети — их случайные слушатели, но создавали сказки не для них. Сказка — это способ метафорично высказаться о важном, и поэтому они нужны скорее взрослым. А «Сказка о золотом петушке» — это ещё и страшная сказка. Когда мы её перечитали, то не могли поверить, что все это там написано.
А.Б.: Для ребёнка сказка — просто вымышленный мир, а взрослый добавляет в неё ассоциации из своей жизни, он видит в них шифр, который может разгадать.