О рождении спектакля
Почему вы решили восстановить воспоминания о детстве и сделать из них спектакль?
Это не было преднамеренной задачей — восстановить воспоминания. Произошло стечение обстоятельств. Мама у меня переехала из другого города, и ей пришлось избавляться от некоторых вещей. Она мне отдала военную форму папы — праздничную, с погонами и орденами. Форма провисела в кофре одиннадцать лет. Мама сказала: «Забери в театр, может, кому-то понадобится». У нас даже нет костюмерки, но я всё равно почему-то взяла, притащила, похвасталась всем и повесила в шкаф. Ещё подумала снять ордена — пусть люди пользуются, но важные награды нужно убрать — и поленилась, мол, сделаю завтра. А вечером заболела. Тяжело болела, две недели на больничном. И когда вышла, формы не было. Причём никогда ничего не пропадает у нас, но всё обыскали — и ни следа.
Это событие как будто бы поставило на «стоп» меня и мою жизнедеятельность. Я задумалась: вот так, через вещи, я теряю память о своём папе. И стала смотреть, какой предметный мир отца остался у меня дома, что поможет собрать, как по бусинам, память о нём. Я всё подоставала, перерыла, у мамы спросила, что есть. Задача была не из простых, потому что я не куркуль — это у нас семейное. Я люблю, чтобы пространство дышало, не храню кучу коробок и всегда избавляюсь от ненужного. Мама тоже всё выбрасывает, но нашла папины старые предметы, альбом армейский. Я собрала вещдоки — он был милиционером всю жизнь — разложила на полу в комнате и решила описать артефакты, как музейный работник. Первая составляющая описания: какой предмет я вижу. Вторая — воспоминания и эмоции, которые я испытываю, когда взаимодействую с этим предметом.
Вы просто решили сделать это для себя?
Всё проходило в рамках резиденции «Архивация нас» в Театральном центре «Космос» под руководством Элины Петровой, педагога по драматургии. Я очень боялась что-то писать, потому что у меня есть чёткая уверенность, что я вообще к этому не способна. Элина порекомендовала мне оставить эти предубеждения и не переживать, что где-то слишком простые обороты. Просто сухо фиксировать всё, что вижу, чувствую и вспоминаю. Вот так описание артефактов выросло в драматургическое произведение.
На следующем этапе резиденции мы питчинговали свои идеи. Нас слушали семь режиссёров — магистранты Школы-студии МХАТ [с курса Виктора Рыжакова — прим. ред.]. Всего было 24 разных проекта, театральных и околотеатральных, и каждый режиссёр выбрал себе по одному. Моей историей заинтересовалась Карина Бесолти. У нас было две недели, чтобы совместно облечь идею в сценическую форму и показать эскиз в финале «Архивации нас».
Получилась очень искренняя и откровенная работа.
Многие спрашивают, как я столько личного вынесла в этот спектакль, не страшно ли мне было. Вот нет, не страшно. Первоначально была задача дать себе возможность разобраться и принять потерю, обиды. Не прибрать их, не запорошить снегом, а, наоборот, вскрыть, признаться в чём-то, простить и попросить прощения.
Я ведь изначально не думала о театральной форме, вообще не предполагала, что это может кого-то заинтересовать, хотя мне самой очень помогла эта работа: я не ходила к психологу, но как будто бы там побывала. То, что спектакль стал номинантом [«Золотой Маски»] — для меня, конечно, был шок. Я долго не могла поверить — да вы шутите! Не может быть! Зачем, кому это надо?! Это же только моё прошлое, которое вызывает у меня бурю эмоций! Оказалось, это может быть интересно, а у спектакля есть терапевтическое действие.
О театральной форме и участии семьи
Какие идеи при работе с материалом исходили от вас, а какие — от режиссёра? Как вообще строилось взаимодействие в творческой команде?
Форму, когда нет актёров, предложила Карина Бесолти. Сначала мы думали делать театр одного актёра, где я рассказываю сама, но решили, что будет слишком тяжело. Потом думали о путешествии по артефактам как по музею, где аудиогид рассказывает о каждом из предметов, а зритель наблюдает. Была идея воссоздать комнату из моего детства — того времени, когда отец ещё есть, — а в ней вещи, которые ассоциируются с тем, что он делал, что пил. Эту идею мы тоже отмели: не было времени и финансовой возможности ваять что-то большое. И тогда Карина придумала спектакль без актёров, просто аудиоряд, в котором зачитывается рассказ.
Спектакль в итоге существует в сокращённом варианте, потому что жалко зрителя — действие и так длится час пятнадцать. Мы долго искали варианты, как читать, кто должен читать. Робот — нет. Профессиональные актёры — тоже нет, работа теряла особенность и искренность. Записывали меня в разных вариациях. Думала, дай спокойно прочитаю, без всякого нарратива, без эмоций. Мы послушали — и увидели зерно в том, как читает обычный человек, с запинками, не везде красиво и художественно. Тогда родилась идея позвать мою маму и двух моих дочерей. Всю историю читают четыре голоса. В этом есть и преемственность поколений, и женская история, потому что папа в нашей судьбе сыграл важную, большую роль. И продолжает играть, даже если его сейчас нет с нами физически.
Как ваши дочери реагировали на информацию о вас и других родных людях, которую узнавали в ходе работы?
Мы всех записали с первого дубля — со всеми эмоциями, кто как воспринимал текст.
Старшей дочери на тот момент было 14 лет. Конечно, она понимала, какой материал читает. Я не предупреждала её заранее, как и маму, просто попросила прийти в студию. Они до этого знали, чем я занимаюсь, но сам текст не видели. Конечно, было непросто, были слёзы. С тех пор старшая дочь уже три раза была на спектакле. Просится: можно я приду посмотрю? Её внутренние переживания и мысли как-то откликаются.
Младшей на момент звукозаписи было 8 лет, и ещё читать мы не очень любим. Ей было сложно с большим текстом, и она заморачивалась над самим чтением, а не над содержанием. Иногда она там очень смешно читает, с ошибками, хихикает. Она дошла до середины, самые тяжёлые моменты в финале мы уже ей не давали, дабы оберечь.
А как создавался реквизит к спектаклю?
В первую очередь реквизит — это блокноты в стиле пэчворк. Знаете, в 90-е были такие анкеты: заполняли, открывали конвертики внутри, секретики? Мы оттолкнулись от этого. Блокнот начинается как анкета, а дальше к ней приложены артефакты, к которым есть аудиоописание — документы, паспорта, деньги — и что-то дополнительное, что не вспомнилось, когда мы записывали аудиоряд. Блокноты сделаны вручную, поэтому они отличаются друг от друга. В конце блокнота есть возможность написать что-либо: у зрителей на столах есть ручки и другие элементы предметного мира моего рабочего стола.
Другой реквизит у вас в спектакле тоже интересный.
Каждому зрителю полагается чашечка капучино без сахара, шоколадка или конфетка — «съешь меня», чищенные тыквенные семечки. Изначально мы рассуждали: допустим, человек не пьёт кофе с молоком — давайте поменяем. Но потом вернулись к изначальному варианту, потому что задача была не напоить и накормить зрителя, а максимально погрузить в то, что нравится мне. История ведь про моего папу, а я его люблю очень нежно. Хотелось, чтобы зритель максимально узнал обо мне — Можно сказать, о персонаже, которого не видит лично и, возможно, никогда не увидит.
О зрительском восприятии
Зритель знакомится со спектаклем в одиночестве, но обособленных посетителей несколько, а не один. Что даёт этот ход и как вы его придумали?
Изначально это как будто бы спектакль для одного человека, такой разговор по душам. Он может по-настоящему случиться только между двумя людьми — когда один раскрывается, а второй при желании ему отвечает. Именно поэтому есть наушники: ты ими несколько закрыт от внешнего мира. Сестра [режиссёра] Карины Бесолти, саунд-дизайнер Фати Бесолти, создала уникальный музыкальный ряд к спектаклю. Когда находишься в наушниках, не слышишь никаких посторонних звуков, только музыку и голос.
Мы понимали, что показывать спектакль одному зрителю по полтора часа — это очень долго, и мало кто сможет посмотреть. Площадка позволяла разместить вдали друг от друга пять кресел и пять маленьких журнальных столиков, раздать всем наушники. Зрители заходят вместе, но не сидят плечом к плечу: мы смогли сохранить уединённость тайного разговора-признания. В большем пространстве можно было бы посадить и десять человек — главное, чтобы осталась камерность.
Спектаклю в таком формате очень удобно путешествовать. Куда вы его уже возили?
У спектакля сложилась интересная гастрольная жизнь. Он побывал в Омске в «Пятом театре». Съездил в Калининград — на окраину нашей родины, и до сих пор там. Я не спала несколько ночей и дней, чтобы сделать дополнительный комплект реквизита — клеила ещё пять альбомов, потом приехала, всё установила, научила техника и оставила спектакль в городе на месяц. Со 2 по 6 апреля «Инвентаризация» поедет в Москву — как раз на «Золотую Маску», а ближайшие показы в Тюмени будут в мае.
Как зрители отзываются об «Аэлите. Инвентаризации» и насколько это важно для вас?
Люди не просто пишут отзывы, а как бы устраивают отдельный спектакль сразу после моего. Они делятся впечатлениями, иногда даже криком души, оставляют ссылки на личные страницы в социальных сетях, рассказывают про своих пап. Создают другую, не менее откровенную историю. Помню отзыв, от которого у меня были мурашки: «Мы поссорились, и я не общаюсь с папой столько-то лет. Сейчас понимаю, что могу не успеть с ним пообщаться. Сегодня же позвоню ему». Если спектакль может помочь задуматься о жизненных ценностях — не обязательно относительно отца, — то это здорово.
О любви к Тюмени и работе
Сейчас вы живёте в Тюмени. Какие у вас отношения с городом?
Я невероятно люблю Тюмень. Познакомилась с ней довольно давно. Моя мама из Кургана, а я родилась в Нижневартовске. Прямого рейса или поезда между этими городами не было, и мы добирались через Тюмень. Когда у родителей появилась машина, мы всё равно останавливались в Тюмени, гуляли по центральным улицам. Первое воспоминание о городе — ассоциации из детства: лето, отпуск, всё зелёное, большое, яркое.
Позже я получала здесь второе высшее образование: пять с половиной лет училась заочно в «Академии культуры и искусств» на театрального режиссёра, то есть два раза в год сюда приезжала на месяц. Тогда я жила от сессии до сессии, потому что наконец-то выбрала специальность по своему желанию. Кажется, это были одни из самых счастливых лет моей жизни, хотя и было трудно. Студенческие друзья-подруги, интересная учёба, спектакли, показы — это всё пленяет и сливается в прекрасное воспоминание о Тюмени.
После выпуска я несколько лет прожила в Нижневартовске, но когда появилась возможность переехать в Тюмень, не раздумывая сказала да. Здесь я живу четвёртый год. Ни дня не пожалела. Вижу очень открытых, добрых людей. Кто-то жалуется, что город не зелёный — я сравниваю со своим маленьким северным городочком, который стоит на болоте, и мне всё кажется открытым, зелёным, перспективным. При этом город не такой огромный, как Москва: здесь можно жить в замедленном ритме, не нестись сломя голову. В общем, я Тюмень обожаю. У нас с ней любовь!
А как вы попали в Театральный центр «Космос»? Вы же пришли туда как менеджер, а не как режиссёр.
Как приехала, два месяца погуляла, поосваивала Тюмень — и чудом устроилась. В «Космосе» как раз освобождалось место, я удачно подрулила, и меня взяли. До этого у меня был разный опыт: я работала в Педагогическом институте — и воспитательной работой занималась, и преподавала. Работала в детском саду, чтобы второго ребёнка туда взяли — по первому образованию я дошкольный педагог и психолог. Работала индивидуальным предпринимателем — открывала свой магазин детской одежды. Три года работала в классическом театре в Нижневартовске — занималась медиапродвижением, сайтом, дополнительными проектами и всем-всем-всем, что может быть, кроме непосредственно театрального. Но «Космос» — это самая интересная работа за всю мою жизнь.
О театре как зеркале опыта
В вашей профессиональной биографии ещё есть КВН, участие в юмористических телевизионных шоу и ведение мероприятий. Отличается ли этот опыт от того, что вы делаете в театре?
Мне кажется, современный театр, нетрадиционные его виды, которыми занимается «Космос», помогают человеку оставаться в первую очередь самим собой. Спектакль «Аэлита. Инвентаризация» — яркий пример того, что я не играла кого-то, но благодаря специалистам, которые со мной поработали, смогла облечь свой опыт в театральную форму.
Вообще весь наш жизненный опыт, позитивный и негативный, не уходит в дальнюю коробку в чулан, а так или иначе отражается в нас. Например, я играла в спектакле, который был посвящён пятилетию «Космоса» [«Ты просто космос» — прим. ред.]. Там был небольшой кастинг, и я прошла. Суть такая: драматург [Элина Петрова] взяла интервью у людей, которые внесли вклад в развитие «Космоса» за все пять лет, и на базе этого написала пьесу. Мы выходили на площадку — я и была Аэлита, работник «Космоса» — и на ходу придумывали спектакль о спектакле. Он появлялся как будто в нашей голове, но всё проигрывалось: работа актёров, музыка, звёзды на потолке. Зрителей мы тоже «придумали», хотя они сидели в зале и смотрели. Этот спектакль во многом строился на импровизации. Мой КВН-овский и телевизионный опыт здесь очень помог: я шутила, нестандартно реагировала на ситуации со зрителями.
Ведение мероприятий тоже никуда не девается. Сейчас я, слава богу, веду поменьше, театр плавненько вытесняет. Я не печалюсь — мне кажется, всему своё время. Но этот опыт тоже отражается в театре: я играю в спектакле «Брачные танцы», у которого в мае будет прощальный показ. Мне кажется, это невероятно классный спектакль. Он такой женский, щемящий, весёлый. В спектакле происходит свадьба, все зрители — гости. Тут же выбираются родители, есть жених и невеста, происходит свадебная заварушка. Я тамада на этой свадьбе: первые полчаса как будто бы веду настоящую свадьбу — со всеми обрядами, традициями, тостами. Поэтому не могу сказать, что театр сместил всё остальное, всё забыто, я вся в театре. Нет. Театр — зеркало, которое помогает рассмотреть свой опыт.
В области театра вы считаете себя «погружённым любителем». Что это для вас означает и что вам даёт такая роль?
Погружённый любитель я потому, что это действительно и работа, и хобби. Я не человек, который работает в банке, а по вечерам ходит в театральную студию. Театр 24/7 со мной во всех его проявлениях. Я не могу себя отнести, допустим, к профессиональным режиссёрам по той простой причине, что училась очень давно. После этого у меня был перерыв: я не занималась театром ни как педагог, ни как режиссёр, ни как актриса. Мне не хватает смелости озвучить себе, что я режиссёр. Не хватает свежих знаний. Сейчас благодаря «Космосу» я учусь, хоть и несколько хаотично. У нас большая образовательная линейка для жителей Тюмени и всех, кто увлекается театром. Когда есть возможность: лекции, курсы — я всегда в списках. Приходится учиться урывками, потому что я не могу позволить себе на пять лет уехать на учёбу и не работать. Но я действительно ищу и пробую себя. Отсутствие суперважного статуса даёт свободу — не страшно где-то быть неуспешным. Я в первую очередь любитель — потому что люблю.